Город зеркал. Том 2  - Джастин Кронин

Они дождались, пока все вышли. Апгар оперся локтями о стол, сплел пальцы рук и поглядел на Питера.

– Итак?

Питер встал и подошел к окну. На площади было тихо, почти никого, все замерло под жаром летнего солнца. Где все? Наверное, по домам прячутся, выйти боятся, подумал Питер.

– С Фэннингом необходимо разобраться, – сказал он. – Иначе это никогда не кончится.

– Разговор идет к тому, что ты мне скажешь, что отправляешься в Нью-Йорк.

Питер развернулся.

– Мне нужен небольшой отряд, скажем, пара дюжин человек. По пути на север мы сможем использовать бронированные машины, где-то до Тексарканы, может, чуть дальше, потом топливо закончится. Дальше пешком. До Нью-Йорка к зиме доберемся.

– Это самоубийство.

– Я такое уже делал.

Апгар пристально посмотрел на него.

– И тебе охренительно повезло, позволь сказать. Не говоря уже о том, что до Нью-Йорка две тысячи миль, а ты на тридцать лет старше. И там полно драков, если верить Донадио.

– Я возьму Алишу с собой. Она знает территорию, и Зараженные на нее не нападут.

– После вчерашнего представления? Будь серьезнее.

– Городу не выстоять, если мы его не убьем. Рано или поздно ворота падут.

– Не стану спорить. Однако план убить Фэннинга, имея с собой пару дюжин солдат, не кажется мне надежным.

– А что ты предлагаешь? Отдать Эми?

– Ты меня слишком хорошо знаешь, чтобы предполагать такое. Прежде всего, как только мы отдадим ее Донадио, мы останемся ни с чем. Без козырей.

– Так что же тогда?

– Ну, не следует ли тебе еще раз подумать насчет этой лодки у Фишера.

Питер онемел.

– Не пойми меня неправильно, – продолжил Апгар. – Я ему ни на грош не верю, и я рад, что ты его отсюда выгнал. Я терпеть не могу споров среди подчиненных, а он слишком много себе позволил. Кроме того, я понятия не имею, поплывет ли вообще эта штука.

– Ушам своим поверить не могу.

Апгар пропустил мимо ушей его сарказм.

– Мистер президент. Питер. Я твой военный советник. А еще твой друг. Я знаю ход твоих мыслей. Раньше это срабатывало, но ситуация изменилась. Если бы решать пришлось мне, то я бы сказал, что предпочту умереть в сражении. Пусть это и символический жест, но для таких старых вояк, как мы, символы значат много. Однако это хорошим не кончится, как ни посмотри. Нравится тебе или нет, но ты последний президент Техасской Республики. Что вкладывает тебе в руки судьбу человеческой расы. Возможно, Фишер фигню несет. Ты его лучше знаешь, тебе и решать. Однако семь сотен лучше, чем ничего.

– Здесь все вразнос пойдет. Мы не сможем организовать нормальную оборону.

– Нет, но, возможно, и незачем.

Питер снова повернулся к окну. Действительно, снаружи было ужасающе тихо. У него невольно возникло ощущение, что он смотрит на город из далекого будущего. Пустые дома, листья на улицах, несомые ветром, все постепенно покрывается пылью. Вечная тишина прекратившейся жизни, исчезнувшие голоса.

– Не то чтобы я возражал, но ты наконец привык меня по имени называть?

– Ага, когда это нужно.

На площади появились мальчишки. Самому старшему не больше десяти. Что они тут делают? А потом Питер понял. У одного из мальчишек был мяч. Став посреди площади, он бросил его на землю и ударил по мячу ногой, и остальные стремглав побежали за мячом. На площадь выехали два армейских пятитонника. Из них вылезли солдаты и принялись расставлять в ряды столы. Другие вытаскивали ящики с оружием и боеприпасами, чтобы раздавать их гражданским новобранцам. Мальчишки едва замечали это, поглощенные игрой без каких-либо правил или ограничений – ни границ поля, ни правил счета, ничего. Тот, кто владел мячом, старался как можно дольше не отдавать его другим, пока кому-нибудь все-таки не удавалось сделать это, и все начинали гоняться за ним. Питер погрузился в воспоминания многолетней давности, как Калеб и его товарищи точно так же играли часами, наполненные энергией юности. Ну, папа, ну еще пять минут. Ведь совсем светло еще, прошу тебя, ну еще немного. Потом вспомнил собственное детство, тот короткий, невинный отрезок времени, когда он пребывал в полном неведении, вне течения человеческой истории, не обремененный жизненным опытом.

Он отвернулся от окна.

– Помнишь тот день, когда Вики вызвала меня в этот кабинет и предложила работу?

– На самом деле, не очень.

– Когда я уходил, она меня окликнула. Спросила насчет Калеба, сколько ему лет. Сказала – думаю, права была, – что мы делаем это ради детей. Нас уже давно не будет, но наши решения определят, в каком мире им придется жить.

Апгар медленно кивнул.

– Да, теперь вспоминаю. Она старая плутовка была, этого не отнять. Мастерская манипуляция.

– Я бы не смог ей отказать. Это был лишь вопрос времени, когда я сдамся.

– Так что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, Гуннар, что этот клочок земли у нас под ногами принадлежит не только нам. Он принадлежит им. Первая Колония умирала. Все сдались. Но здесь иначе. Именно поэтому Кервилл так долго продержался. Потому что люди здесь отказались тихо исчезнуть.

– У нас разговор о выживании нашей расы.

– Я знаю. Но мы должны заслужить право на это и бросить три тысячи ради семисот – не то, с чем я могу смириться. Так что, возможно, здесь все и закончится. Возможно, этой ночью. Но этот город наш. Этот континент наш. Если мы сбежим, победит Фэннинг, в любом случае. Вики сказала бы то же самое.

Ничья. Они смотрели друг на друга.

– Хорошая речь, – сказал Апгар.

– Ага, но, уверен, ты не знал, что я такой мыслитель.

– Так что же?

– Вот что. Это мое последнее слово. Мы остаемся и принимаем бой.

64

Сара спустилась в подвал по лестнице. Грейс сидела на койке во втором ряду, в конце, у нее на коленях лежал ребенок. Она выглядела уставшей, но спокойной. Когда Сара подошла к ней, она слегка улыбнулась.

– Немного капризничает, – сказала она.

Сара взяла у нее ребенка, переложила на соседнюю койку и развернула пеленки. Крупный здоровый мальчик с вьющимися черными волосами. Сердце бьется сильно и четко.

– Мы назвали его Карлосом, в честь моего отца, – сказала Грейс.

Ночью Грейс рассказала Саре историю их семьи. Пятнадцать лет назад ее родители уехали в поселение и обосновались в Берни. Однако фермерское дело у ее отца не заладилось, и ему пришлось пойти работать на телеграф, по много месяцев не видясь с семьей. А потом он погиб, упав со столба. Грейс и ее мать – ее двое старших братьев уже давно уехали – вернулись в Кервилл и жили с родственниками. Но жизнь у них была тяжелая, и мать тоже умерла. Грейс не стала вдаваться в подробности, как именно. В семнадцать Грейс пошла работать в нелегальный салун. Насчет этой работы она тоже не особо распространялась, а Сара не настаивала. Так она познакомилась с Джоком. Не слишком благоприятное начало, хотя, по словам Грейс, они очень любили друг друга. Когда выяснилось, что она беременна, Джок поступил подобающим образом.